Ходил по газонам, думал, что бунтарь.

В эмиграции сначала так:
— Имею двести тысяч, ищу компаньона.
А потом так:
— Разыскиваю компаньона и мои двести тысяч…

Повисла тишина, прерываемая лишь монотонным чавканьем Чарли. Ребята обменялись красноречивыми взглядами. Моя надежность оказалась на чаше весов супротив страшной тайны, которую хранили воспитанники интерната от взрослых. Если бы не перебитая лапа пса, мне бы ни за что не удалось сравнять счет в битве за детские сердца.
© Матвей Лебедев, «Чертов интернат»

Перестать стараться быть тем, кем не являешься, — большое облегчение.

Ее любовь разбудила в нем силы, о которых он и сам не подозревал.

Разговоры о том, куда девались государственные средства, всегда вызывали у чиновников непреодолимое «отвращение к службе».

…я не люблю быть пешкой в чужой игре. Пешками часто жертвуют, чтобы проложить себе путь к победе или защитить более важные фигуры…

Кладбище не место для любопытства. Пропуском туда может быть только горе. Придешь с пустым сердцем — уйдешь с тяжелой ношей.
© Матвей Лебедев, «Глоток свежего мусора»

Метель, очухавшись от ночной гулянки, вновь взялась за свое.
© Матвей Лебедев, «Чертов интернат»

Человек, будучи высокоразвитой обезьяной, является животным общественным, а потому для него характерны приверженность кумовству, круговой поруке, мошенничеству, сплетням; именно эти черты определяют его поведение и мораль, — рассуждал он. — Это чистая биология.

Существует, вероятно, обычная любовь — взаимное тяготение двух сердец, двух душ. Но существует, несомненно, и другая любовь, тягостная, жгучая, безжалостная — необоримое влечение двух несхожих людей, которые одновременно ненавидят и обожают друг друга.
Когда я смотрел на нее, мне в равной мере хотелось убить ее и поцеловать. Когда я смотрел на нее., я испытывал неодолимое желание заключить ее в объятия, прижать к себе и задушить. В ней самой, в ее взгляде было что-то коварное, неуловимое, возбуждавшее чувство ненависти. И, быть может, именно поэтому я так безумно любил ее.

На рыночной площади, где гуляют голые короли, постоянно выступают веселые жонглеры, фокусники и прочие колумнисты, делающие вид, что все в порядке…

В тусклом освещенном тамбуре замаячила синяя униформа кондуктора. Необъятная женщина с кудрявой головой, нахлобученной на три желейных подбородка, отчитывала курящего мужчину.
© Матвей Лебедев, «Чертов интернат»

С ума девка сошла! Нет бы в школе остаться. В тепле тетрадки перебирать. Подавай ей вшивых детёв всякого отребья.
© Матвей Лебедев, «Чертов интернат»

Потому что не было на свете ничего нормальнее, яснее и проще его любви, и вся та любовь была свет, и верность, и желание оберегать и заботиться. Просто быть рядом. Любоваться. Слушать. Следить восхищенными глазами. Злиться. Ссориться. Обожать. Засыпать, изо всех сил прижав к себе. Просыпаться вместе. Никому и никогда не отдавать.

Для меня гордыня — необоснованное ощущение превосходства над слабыми. Мужчины над женщиной, старшего над младшим и того, кто, не умея преодолеть свои комплексы, мучит других.

Но жизнь, если она состоит из любви, смерти и запрета, — всегда незамысловата. Сложной бывает порочная жизнь.
Там грех, возмездие, смятение души.

Слабые люди никогда сами не кончают — всё ждут конца.

Красивых девушек всегда ненавидят.

Из кинофильмов и книг он вынес твердое убеждение, что нельзя путать любовь с наваждением, что наваждение рано или поздно проходит, надо только набраться терпения и постараться не наделать глупостей в этот период.